Эдна О`Брайен - Деревенские девчонки

– Ради Бога, не делай этого, вокруг меня, может быть, порхают бациллы, – сказала она, и я невольно рассмеялась. Её лицо было теперь бледным, с него пропал девический пушок. За эти несколько недель она стала выглядеть старше и мудрее. Был ли Реджинальд тому причиной? Или её болезнь? Она уже собрала свой чемодан.

– Я оставляю здесь несколько платьев, так что не вздумай таскать их каждый день, – сказала она и повесила па вешалку пару летних платьев.

Чуть позже у калитки прогудел автомобиль Реджинальда, и я зашла к ней спросить, готова ли она.

В прихожей я помогла ей надеть её пальто из твида.

Подкладка одного рукава была порвана, но в конце концов мы продели её руку в этот рукав. Она постояла с минуту, невысокая и тонкая, с сильным румянцем на обеих щеках. На её голубые глаза навернулись слёзы, и она прикусила нижнюю губу, чтобы не зарыдать. Потом она слегка подкрасила губы помадой и улыбнулась своему изображению в зеркале в прихожей.

Джоанна сняла передник на случай, если Реджинальд захотел бы войти в дом.

– Я буду навещать тебя так часто, как только смогу, – сказала я Бэйбе. Её санаторий был расположен в Виклоу, и я знала, что из-за стоимости билетов не смогу позволить себе бывать там чаще, чем раз в неделю. За каждую неделю пребывания Бэйбы в санатории мистер Бреннан заплатил по три фунта стерлингов.

– Пока меня не будет, кури тут побольше, чтобы не заводились клопы, – сказала она на прощанье, по-прежнему улыбаясь.

Густав и Джоанна попрощались с ней, а Реджинальд вынес её чемодан и закутал её в плед, когда она садилась в автомобиль. Он был очень внимателен с ней, и я начала менять своё мнение о нём.

Я помахала рукой вслед автомобилю, и она помахала мне в ответ. Движения её тонких белых пальцев обозначили конец нашей с ней прежней дружбы. Она ушла из моей жизни. И наша дружба никогда не станет прежней, даже если мы будем очень стараться.

Джоанна поднялась наверх, чтобы обработать всё комнату дезинфецирующей жидкостью. Попутно она бурчала себе под нос, что ей придётся перестирывать все одеяла, хотя они стирались только пару месяцев тому назад. По манере её бурчания посторонний человек мог решить, что Бэйба заболела туберкулёзом только для того, чтобы досадить ей.

Спальня была прибрана, но пустынна. Свою косметичку и большой флакон духов, подаренный ей Реджинальдом, Бэйба взяла с собой, и наш столик стоял пустой. Но на моей кровати она оставила белое ожерелье и записку. В ней было: «Кэтлин на память о хороших временах, проведённых вместе. И всё равно ты зануда.» Прочитав это, я заплакала по ней, вспомнив все те вечера, когда мы возвращались домой из школы, как она натравливала на меня собак и писала на моей руке неприличные слова чернильным карандашом.

Но меня занимала ещё одна проблема, и я едва не сгрызла ногти до основания, пока не решилась обратиться с просьбой к Джоанне.

– Джоанна, могу я принять моего друга сегодня вечером в гостиной?

– Майн Готт, но это же испортит репутацию нашего дома. Дамы из дома напротив скажут мне: «Какие девушки живут у вас, если они принимают гостей в такое время?»

– Он богатый человек, – сказала я. Я знала, что это произведёт на неё впечатление. Джоанна почему-то считала, что если богатый человек придёт в её дом, то он будет разбрасывать по всему дому пятифунтовые бумажки, а при выходе специально забудет пальто и оставит его для Густава. По этой части она была проста до наивности. Я заметила проблеск надежды в её глупых голубых глазах, когда я сказала, что он богат. В конце концов она согласилась, и я начала готовиться к свиданию.

Есть только одно время суток, когда я благодарна за то, что Бог создал меня женщиной. Это время – вечер, когда я задёргиваю занавеси, снимаю свою домашнюю одежду и готовлюсь выйти из дома. С каждой минутой это чувство всё растёт. Я расчёсываю свои волосы цвета осенних листьев, освещённых солнцем. Я подвожу веки чёрным карандашом и сама поражаюсь тому оттенку загадочности, которой появляется в моём взгляде. Я ненавижу быть женщиной. Тщеславной, ограниченной и поверхностной. Скажите женщине, что вы её любите, и она заставит вас написать эти слова на бумаге, чтобы она смогла показать их своим друзьям. Но по вечерам я счастлива. Я поцеловала своё отражение в зеркале и выбежала из комнаты, спешащая, счастливая и в соответствии со случаем чуточку сумасшедшая.

Я опоздала на свидание, и мистер Джентльмен был немного раздражён этим. Он протянул мне орхидею, в которой смешались два оттенка пурпурного цвета – светлый и тёмный. Я приколола сё к своему жакету.

Мы пошли в ресторан на Грэфтон-стрит и поднялись по узкой лестнице в тёмную, слабо освещённую небольшую комнату. На стенах были обои в красную и белую полоску, а над камином висел портрет в тёмно-коричневых тонах. Он был оправлен в широкую золочёную раму, и я не могла понять, кто был изображён па портрете – мужчина или женщина, поскольку волосы человека были скрыты под чёрной круглой шапочкой. Мы сели за стол, который стоял рядом с окном. Окно было приоткрыто, случайный ветерок, залетая, шевелил занавески, слегка теребил скатерть и овевал наши лица. Как всегда, мы много молчали. Занавеси были белыми и пузырчатыми, как летние облака, на моём спутнике был новый кашемировый галстук.

– Твой галстук очень красив, – напряжённо сказала я.

– Тебе нравится? – спросил он. Разговор не клеился, пока не принесли вино, но потом он оттаял и улыбнулся мне. Тогда и комната, освещённая красной свечой в винной бутылке на столе, стала казаться очаровательной. Я никогда не забуду бледность его высоких скул, когда он слегка наклонился вперёд, чтобы взять свою салфетку. Мельком он коснулся моего колена, а потом посмотрел на меня одним из своих медленных, значительных, вопросительных взглядов.

– Я проголодался, – сказал он.

– И я проголодалась, – ответила я. Едва ли он знал, что по дороге к нему я съела две булочки с изюмом. Мне нравились такие булочки, особенно приправленные мороженым.

– За всё хорошее, – сказал он, зачёрпывая ложкой дыню. В нём самом было что-то общее с этой дыней. Холод, бескровность, свежесть. Под столом он обнял мои ноги своими, и вечер начал становиться прекрасным. На скатерть капал воск со свечи.

Домой мы приехали после одиннадцати часов вечера, и он был доволен, что я пригласила его зайти в дом. Я смущалась обстановки прихожей и дешёвой дорожки на лестнице. Когда мы вошли в гостиную, нам в лицо дохнуло застоявшимся, душным воздухом. Он опустился на диван, а я села на стул с высокой спинкой за стол напротив него. После выпитого вина у меня было хорошее настроение, и я рассказала ему, как я жила здесь и как упала во время танца, а потом ушла наверх и пила до конца вечера минералку. Это развеселило его, но он не смеялся. Только улыбнулся своей всегдашней загадочной, немного отсутствующей улыбкой. Я много выпила, и у меня кружилась голова. Но оставшаяся трезвой незначительная часть моего существа видела, что я вся счастлива, и слушала те счастливые и глупые слова, которые я произносила.